[dothedance]

Название: Между двумя мирами
Автор: Rubin & Aya-sama
Артер: ValleryPrankS
Фандом: Star Trek
Пейринг: Спок/Джим
Жанр: псевдоисторическое АУ.
Рейтинг: NC-17
Статус: закончен
Размер: эта часть ~ 5 400 слов
Дисклеймер: персонажи принадлежат своим создателям
Предупреждение: ООС.
Саммари: любовный роман про непокорного девственника и благородного рыцаря.
Примечание: часть первая.
Все герои являются совершеннолетними.

Часть первая. Жертвенный агнец


Джим поглубже надвинул капюшон на лицо, пряча волосы и глаза. Если его увидят, то не миновать наказания. Он не стоило покидать пределы храмового комплекса, это запрещено. Но Джим хотел всего лишь взглянуть на процессию прибывших в Рем для переговоров представителей Федерации. Об этом шептались даже храмовые служки, настолько далекие от политических перипетий, как сам Джим от возможности свободно распоряжаться своей жизнью. Хотя ему грех жаловаться, его судьба предопределена и достойна, не каждому выпадала возможность угодить великой богине. Конечно, Джим никому бы не признался, но в глубине души боялся того, что вскоре должно было произойти. Ему не хотелось вести аскетичный образ жизни до конца своих дней в одной из отдаленных высокогорных провинций. Главный жрец Кхан давно отметил, что жажда жизни в Джиме слишком сильна и неприемлема для таких, как он. И Джим старался соответствовать. Скрывать истинные чувства и эмоции стало проще, да и стимул появился, когда он нашел потайной ход, ведущий через старую часть сада на одну из тихих улиц города. Первый раз попав в шумную толчею, Джим едва не оглох от криков торговцев, громких разговоров горожан и грохота повозок. Но он был счастлив вырваться в иной мир.
Джим в поношенном плаще не выделялся из толпы, да и кто бы на него обратил внимание, если процессия, неспешно приближающаяся к дворцу императора, приковывала все взгляды. О чужестранцах, что пожаловали из дальнего государства, никто ничего толком не знал. Все говорили, что за пределами Рема иная жизнь, заполненная удивительными машинами и разными диковинами. Судя по тем разговорам, что ему доводилось слышать, это было нечто невиданное. Джим хотел бы все это увидеть своими глазами, но ему довелось родиться здесь, где старые обычаи чтились превыше всего, а закон запрещал всевозможные нововведения, которые могли пошатнуть вековой уклад жизни. В Реме передвигались на повозках, а знать на каретах или верхом. Хотя Джим сомневался, что все те рассказы являются правдой. Конечно, он почти всю сознательную жизнь провел при храмовом монастыре, но никаких доказательств чудес не видел даже издали. А народ горазд болтать о чудесах, приукрашивая с большой фантазией услышанное краем уха.
Ближе к дворцу толпа сгущалась, и Джим не стал пробираться дальше, ведь люди стояли так плотно, что и иглу между ними не втиснешь. Но и со своего места Джим мог увидеть послов. Обычные люди, лишь одеты странно, но они ведь из другой страны. Однако внимание Джима привлекла одна закутанная в широкий плащ с капюшоном фигура. Вся свита посольства не скрывала своих лиц. И лишь один… Джиму на миг показалось, что человек посмотрел прямо на него, будто бы почувствовал пристальный интерес.
Как только процессия скрылась за огромными воротами, толпа зашумела, люди обсуждали новоприбывших. Джим грустно вздохнул и направился обратно в храм. Если бы у него была возможность пробраться во дворец, то он ею непременно бы воспользовался. Но ему осталось лишь развернуться и уйти подальше от толпы, где им могли заинтересоваться. И неприятностей тогда не оберешься. Светлые волосы и голубые глаза выдали бы его положение. Да и продетое в ухо кольцо с клеймом узнал бы каждый. Такая же печать красовалась на одеяниях жрецов, которые, в отличие от послушников, могли свободно передвигаться по городу.
В Реме было мало людей с отмеченной высшими силами внешностью, и всех их забирали жрецы для служения великой богине. Обычно, когда в семье рождался ребенок со светлыми волосами и голубыми глазами, будь то девочка или мальчик, это означало одно – через пять лет придут из храма и заберут к себе. Поэтому такие дети изначально становились изгоями, потому что родители боялись привязаться, ведь настанет время, когда придется оторвать от сердца собственное чадо. Джиму в этом плане повезло. Или не повезло, это с какой стороны посмотреть. Он стал исключением, его забрали, когда ему минуло девять. Его семья жила в уединении, отец был лесником, больше любил тишину природы и старался избегать людей по возможности, а мать… О ней Джим почти ничего не помнил, лишь ее грустную улыбку и усталый взгляд, да еще рассказы, больше похожие на сказки. О его рождении никто не знал, пока однажды на их дом не набрел заплутавший в лесу путник. Ему дали кров и еду, показали дорогу, ведущую к ближайшему селению. А через несколько дней пришли жрецы. Возможно, будь отец на тот момент дома, все бы сложилось иначе. Но судьба распорядилась по своему усмотрению. Джима забрали, а его мать убили, поскольку она пыталась им помешать. Участь Джима решал сам главный жрец Кхан – казнить или оставить при храме.
Он оказался самым старшим из новых послушников. Гораздо позже Джим узнал о том, что его должны были забрать еще несколько лет назад. Его все сторонились, и Джим привык к одиночеству, находясь при этом в окружении множества людей. Время шло, некоторые послушники уходили и не возвращались. Говорили, что их отправляли в другие храмы, которые находились далеко в горах. Писать и читать они не умели, поэтому посылать весточки друг другу тоже не могли. Джим умел и то, и другое, но тщательно это скрывал, как и свой странный дар, который с возрастом стал проявляться активнее и серьезно беспокоить.
Тем же вечером его вызвал к себе жрец Кхан и сказал, что звезды подсказали, когда наступит время ритуала – через восемь дней. Джима и еще нескольких послушников ожидала участь, к которой их и готовили. Это была хорошая новость и плохая одновременно. Хорошая – потому что Джим наконец узнал бы свою судьбу, и окончилось бы это тягучее ожидание. А с другой… Было столько всего вокруг, что хотелось изучить. Им бесконечно твердили о высшем предназначении, о долге перед Ремом и богиней – справедливой Офар, покровительницей и защитницей страны. Почетно посвятить жизнь служению, ведь не все могут позволить себе подобное. Джим старался повторять себе это как можно чаще. А еще Джим не знал, что это будет за ритуал, никто не отвечал на вопросы. Туманное пояснение жреца Кхана, что нужно будет пройти испытание на верность богине, ничего не объясняло.
Когда жрец ушел, Джим не мог сдвинуться с места. Он стоял под огромным куполом, сквозь маленькие окошки которого падал свет на статую Офар, облаченную в тунику. В одной руке она держала меч Справедливости и Возмездия, а другую протягивала в приветственном жесте. Джим поежился. Богиня смотрела безразличными пустыми глазами. Почему он раньше не замечал этого? Он дотронулся до ее стопы, перевитой ремешками сандалий, и отшатнулся. На краткий миг храм затопила тьма, густая, непроглядная, в которой Джим едва не задохнулся. И он тут же сбежал.
Он старался ступать тихо, чтобы не потревожить остальных послушников. Они спали в большом длинном помещении, лежанки стояли практически вплотную друг к другу. Доски чуть скрипнули, когда Джим забирался на свою, но никто не сказал ни слова, и он замер, прислушиваясь к тихому дыханию спящих. Совсем немного времени осталось. Вскоре ему предстояло покинуть своих товарищей, со многими из которых он провел несколько лет, но никого из них так и не узнал настолько близко, чтобы сожалеть о близящейся разлуке. Не хватать ему будет иного. Больше не будет тайных вылазок, шума улиц, гомона торговцев на рыночной площади. А ему бы так хотелось… Но Джим тут же оборвал себя. Ни к чему пустые мечтания.
Он никак не мог уснуть, ворочался с боку на бок. Обычно сон приходил, едва голова касалась тюфяка. Послушники не проводили дни в праздности. Каждому находилось дело. Джим помогал ухаживать за лошадьми. Работа была тяжелой и выматывающей. Иногда выпадало немного свободного времени, его-то Джим и использовал, чтобы улизнуть.
Мысли то и дело возвращались к тому незнакомцу в плаще. Джим не мог объяснить, почему его так заинтересовал человек, прячущий свою внешность, но интуиции он всегда доверял. Это не было праздным любопытством, что-то внутри толкало узнать побольше. К добру или к беде подобное желание, знала лишь великая богиня. И поскольку Джима ожидало скорое отбытие в дальний храм, то стоило воспользоваться случаем и попробовать хотя бы рассмотреть того человека поближе, иной возможности не представилось бы. После принятого решения стало спокойнее, и Джим смог уснуть.

Закрытый, а оттого загадочный Рем не переставал удивлять Спока. Начать с того, что в нем не существовало цивилизованного транспорта. До границ Федерации посольство добралось поездом, а затем пришлось пересаживаться в ожидавшие их кареты, запряженные выносливыми, но медлительными лошадьми. А в столице их и вовсе вынудили спешиться и следовать до дворца пешком. Самому Споку пять с половиной миль до дворца не представляли трудностей, вот только его спутники, люди, отличались гораздо меньшей выносливостью. И под конец путешествия все, кроме него, весьма утомились.
Посмотреть на чужаков собралась большая толпа, что доставляло определенные неудобства и затрудняло их передвижение. Глубоко надвинув капюшон на лицо, чтобы не привлекать излишнего внимания своей необычной внешностью, Спок мысленно подсчитывал, сколько времени им удалось бы сэкономить, будь в Реме хотя бы дилижансы. А уж если бы удалось связать Федерацию и Рем железной дорогой, по самым приблизительным расчетам выгадать они могли бы до двенадцати с половиной часов.
Само нежелание Рема цивилизоваться заранее ставило крест на миссии посла Пайка, но тот излучал оптимизм. Спок несколько раз пытался поделиться с ним своими расчетами неблагоприятного исхода переговоров и прекратил, так и не найдя поддержки. Спок считал эту позицию наивной и самонадеянной, но молчал, как не обсуждал и местные шокирующие порядки. Их сопровождало не менее десятка молчаливых охранников, тычками и пинками разгонявших толпу, если кто-то пытался подойти ближе. А таких нашлось предостаточно. Спок собственными глазами видел, как один из охранников походя протянул по спине короткой плеткой еще совсем юного мальчишку, вздумавшего броситься в ноги процессии. И тот не издал ни единого звука, словно ожидал наказания.
"Варварство", – подумал Спок и отвернулся, только когда убедился, что мальчишку больше никто не трогал. Он понимал, что в противном случае попытался бы вмешаться, а это могло поставить их миссию под удар. Еще в самом начале, когда только обсуждался первый официальный визит в Рем, посол Пайк напоминал, насколько важен будущий союз для Федерации. Знания о Реме по-прежнему оставались весьма противоречивыми и отрывочными, поэтому посол Пайк несколько раз подчеркнул, что им всем следует сохранять невозмутимость и не вмешиваться, даже если местные порядки покажутся варварскими. И вот сейчас Спок особенно тонко прочувствовал, о чем тот предупреждал, и вся его суть протестовала против этого. Посол Пайк, который тоже, безусловно, видел вопиющую сцену, придержал Спока за край длинного рукава, без слов призывая к спокойствию. И хоть Спок не нуждался в дополнительном напоминании, все же поддержка не стала излишней.
Он вновь повторил себе, что посол Пайк относится к нему по–отечески в память о матери. Когда мать Спока, уроженка Федерации, осиротела в юном возрасте, именно посол Пайк взял на себя заботы о ее воспитании. Аманда часто повторяла Споку, что он всегда сможет найти поддержку у посла Пайка, если захочет покинуть Вулкан. Так и вышло после ее смерти. Иногда Спок задумывался о том, была ли она хотя бы немного счастлива, находясь среди холодных и рациональных вулканцев, если даже он – дитя смешанного брака – считался в обществе практически парией.
Императора во дворце не оказалось. Их встретил темноволосый мужчина средних лет, чье лицо украшал золотистый узор с символикой, виденной Споком на флагах, развешенных по столице. Тот назвался Джоном, распорядителем, и посетовал, что их визит совпал с рождением у императора третьего сына, из-за чего тому пришлось уединиться на пару дней для совершения молебна богине. Как понял Спок, эта богиня особо чтилась в Реме, и пропускать ритуал ради встречи с посольством Федерации никому и в голову бы не пришло. Странно еще, что вся столица не ликовала из-за этого радостного известия.
Люди в Реме оказались красивыми в классическом понимании – все как на подбор высокие, стройные, темноволосые и темноглазые, что чем-то роднило их с вулканцами. За все время нахождения в столице Спок не увидел ни одного блондина, хотя замечал в толпе светлые головки совсем маленьких детей.
– Мы разместим вас на лучшей вилле, совсем рядом с дворцом, – краем сознания зафиксировал он слова Джона, который отвесил им почтительный поклон. – Мне приказано обеспечить нашим гостям самые лучшие условия и позаботиться об их досуге.
О том, что в Реме понимали под заботой о досуге, Спок узнал тем же вечером, когда после плотного и разнообразного ужина вернулся в предоставленные покои и обнаружил в своей кровати эстетически привлекательную обнаженную смуглую женщину. Ему преподнесли рабыню, о чем свидетельствовал тонкий золотой ошейник. Женщина слегка улыбалась, весь ее вид выражал покорность.
– Господин желает сперва совершить омовение? – спросила рабыня, плавно спустилась с кровати и замерла рядом с ним, не решаясь, по-видимому, проявлять инициативу. Она ни на секунду не выразила удивления его внешностью и вела себя так, словно всю жизнь мечтала ему подчиняться. Спока замутило от этой мысли. Само существование рабства в просвещенное время просто шокировало, но вот такой дар важным гостям вызывал отвращение.
– Я здесь для того, чтобы доставить вам удовольствие. Можете делать со мной все, что пожелаете, – прошептала рабыня и прильнула к нему всем телом, прижалась мягкой полной грудью, окутала тяжелым сладким ароматом надушенного тела. – Что я могу для вас сделать, господин?
Дар речи наконец вернулся, и Спок сумел выдохнуть:
– Уходи. Мне ничего от тебя не нужно.
– Господин желает мальчика? Я передам мастеру Джону, он сейчас же исправит ошибку, – смущенно пролепетала рабыня, тут же отпрянув и низко склоняясь перед ним. – Я прошу прощения, господин.
– Не нужно никакого мальчика! – в ужасе перебил Спок и на мгновение представил, как до самого рассвета его спальню посещает череда юношей и девушек. – Никого не нужно. Можешь передать мастеру Джону, что я благодарю за гостеприимство, но не могу принять дар, так как обручен.
– Мастер Джон будет очень, очень недоволен, – едва слышно пробормотала рабыня и подняла на него свои темные умоляющие глаза. – Вы уверены, что не хотите, господин? Я умею очень многое, вы не пожалеете, обещаю. Негоже отказываться от дара.
– Тебя накажут за то, что я отказался? – догадался Спок и вновь испытал желание защитить хоть кого-то от этих варварских законов. На ее лице на миг мелькнуло что-то, подтвердившее его правоту. – Ты можешь остаться до утра, если это поможет, но я не буду тебя трогать.
– Нет, – прошептала она и опустила глаза. – Я не могу обманывать мастера Джона, иначе богиня покарает меня. Простите, господин.
С этими словами рабыня вновь поклонилась, поцеловала край его одежды и покинула покои, а Спок не спал до рассвета, размышляя, правильно ли поступил. И сколько мужчин из их посольства сейчас мучилось угрызениями совести.

К вечеру Джим с ног валился от усталости, но от своего намерения не отказался. Поэтому, как только закончил работу на конюшне, тут же выбрался в город. В этот раз он боялся даже больше, чем в предыдущие дни. От одной мысли, что не удастся выяснить, почему так тянуло к тому незнакомцу, что скрывалось за мешковатым плащом и большим капюшоном, становилось почти страшно. Когда-то давно – Джим еще помнил – мать рассказывала о том даре, что есть у каждого в их роду. Тогда он не совсем понимал, о чем она вообще говорит, а когда подрос, то многое осознал, однако объяснить все с ним происходящее было больше некому. Иногда прикосновение к кому-то вызывало непонятные ощущения, а перед глазами вставали образы, которые не всегда удавалось расшифровать. Но в одном Джим был уверен – он видел будущее, связанное с теми людьми, которых касался. И сразу понимал участие человека в своей судьбе. Несколько раз он таким образом избегал неприятностей. Тем страшнее в его воспоминаниях представала та тьма, которую он видел несколько дней назад в храме. Возможно, все дело в том, что о богине не дано знать не посвященным в таинство жречества. А Джим являлся еще только послушником и, возможно, зря надумывал себе всяких ужасов. Та липкая тьма – всего лишь завеса, ограждающая от высшего знания божественной сущности.
Отыскать прибывших с посольством не составило большого труда, поскольку о них говорил весь город – еще бы, такое событие. Где бы они ни появились, об этом тут же разносилась весть и к тому месту стремились горожане, ведомые любопытством. Джим забрался на сложенные у лавки торговца ящики, все равно того больше увлекло наблюдение за шествующими по главной улице незнакомцами, чем за своими товарами. Отсюда Джим все хорошо видел. Первое, что показалось ему странным, в свите было несколько светловолосых людей – взрослых, которые не скрывали своей внешности. Но его внимание снова привлекла фигура в плаще. Человек обернулся, будто почувствовал пристальный взгляд и жгучий интерес. Джим едва не упал, испугавшись, словно тот услышал его мысли.
Толпа потянулась следом за чужестранцами, и окрик торговца заставил Джима покинуть это место как можно скорее. Когда он, пробираясь переулками и прячась, чтобы его не заметили, дошел до того места, где процессия остановилась, то не увидел незнакомца в плаще. Его не было среди этих странных людей. Джим вздохнул, разочарование затопило горькой волной. Ему вообще не следовало сюда приходить. Чего он хотел, чего добивался? Все это глупости и ничего более. Ему есть, чем заняться, и не стоило отвлекаться на те вещи, которые его не касались. Он побрел обратно и уже свернул на улицу, ведущую к храму, как впереди показался тот человек, закутанный в темно-зеленый плащ без украшений и опознавательных знаков. Таких не увидишь на обычных горожанах, которые всегда старались хоть как-то украсить свои одежды – вышивкой или мехом.
Человек свернул и исчез между домами. Джим ускорил шаг и едва успел оказаться в узком переулке, как его толкнули к стене, а в шею впились пальцы.
– Зачем ты за мной следишь?
Джим во все глаза смотрел на чужестранца. Помимо всего прочего, его поразила внешность, а особенно – необычной формы уши. Джим не удержался и дотронулся. Это разозлило незнакомца, и, хотя на его лице не отобразилось ни единой эмоции, рука на горле сжалась сильнее.
– Отвечай.
Он говорил с сильным акцентом, но все же на местном наречии. Это Джима удивило, но он не мог ответить, даже если бы очень хотел, воздуха едва хватало, чтобы дышать. Человек чуть ослабил хватку.
– Кто ты? – вместо ответов на его вопросы, Джим задал свой. Именно это интересовало его больше всего на данный момент. Но незнакомец смотрел недружелюбно, и ему явно не нравилось происходящее, как и сам Джим.
– Ты не ответил на мой вопрос.
– Меня тянет к тебе, – просто сказал Джим.
– Что значит "тянет"? Тебя подослал Джон?
– Нет, – Джим понятия не имел, кто это такой. – Как тебя зовут?
Незнакомец наконец убрал руку от горла и отступил на два шага, словно даже стоять рядом ему было неприятно. И он явно сделал вывод, что Джим неопасен.
– Спок, – ответил он после паузы.
– Странное имя. А я Джим.
– Зачем ты шел за мной? – снова спросил Спок.
– Я уже сказал.
– Что это значит?
– Ты меня притягиваешь.
– Что?
– Ты странный, Спок, – улыбнулся Джим. – Я тебя увидел, когда вы приехали во дворец. Мне стало интересно.
– Ты всегда делаешь, что тебе хочется? – в его голосе звучало неодобрение.
– Нет, – ответил Джим, и улыбка тут же сошла с лица. У него было слишком много ограничений. На миг он забыл об этом, словно попал в другую жизнь, в которой есть возможность самому решать, куда идти, с кем говорить и совершенно не бояться последствий.
Спок накинул капюшон, снова пряча свою внешность. Совсем как Джим, только причины были разными.
– Подожди, – Джим нагнал уходящего Спока и схватил его за руку. Дыхание перехватило, и нахлынули образы, как бывало и раньше, только в этот раз видение было более ярким и сильным. Джиму показалось, что он падает.
– Что с тобой?
Джим понял, что Спок его поддержал. Близость будоражила и волновала. Джим не знал, что и думать, он ощущал сейчас слишком много всего. Но размышлять почти не получалось, он мог лишь наслаждаться странным ощущением спокойствия и неопределенного чувства, которому не мог дать внятного объяснения.
– Джим?
– Спок.
Его имя так приятно было произносить, как и ощущать себя в объятиях сильных рук. Но Спок, вероятно, думал иначе, потому что, едва Джим пришел в себя, тут же снова отступил. А Джима будто привязали, и он потянулся следом.
– Тебе не стоит так вести себя с незнакомцами, строго сказал Спок и отодвинул Джима от себя. – Мне нужно идти.
Джим не мог помешать Споку уйти и смотрел, как тот скрывается за поворотом. Словно во сне Джим возвращался в храм, даже едва не попался на глаза жрецам, но вовремя успел спрятаться.
Ночью Джим даже не пытался уснуть. Да и как он мог после всего случившегося? Теперь, когда внутри буря улеглась, он наконец смог осмыслить увиденное. Этот странный человек по имени Спок, такой чужой, далекий и недоступный, притягивал теперь еще сильнее. Возникшие перед глазами образы не давали покоя.
Об особенном виде взаимоотношений двух людей Джим знал весьма приблизительно. За все его восемнадцать лет не было никого в его жизни, к кому он бы испытывал сильные эмоции. Конечно, он знал кое-что, чего не следовало, ведь его вылазки в город приносили много информации. А люди говорили о разном. Иногда Джим видел, как люди держатся за руки или прижимаются друг к другу телами и губами. В храме такого он конечно же не мог наблюдать. Девушек здесь не было, только юноши-послушники и взрослые мужчины-жрецы. А послушникам не полагалось знать более того, чему их учили. Хотя это учение в основном сводилось к зазубриванию хвалебных песен богине.
Послушание – вот, к чему в первую очередь их готовили, и к смирению с собственной участью. Когда Джим только попал сюда, он боялся, что его постигнет судьба матери, поэтому, не раздумывая, согласился на все условия жреца Кхана. К тому же, внутри еще теплилась надежда, что его заберет отсюда отец. Но время шло, отец так и не появился, а жизнь в храме не казалась такой уж плохой. Чем дальше, тем больше Джим убеждался, что иной судьбы ему и не предназначалось. Росла уверенность в важности пути служения великой богине. Он был готов посвятить всю свою жизнь ей, ведь она направила его на этот путь, привела под своды храма и вверила жрецам. Тайные вылазки в город казались баловством, но Джим и не подозревал, что менялся внутри благодаря им. Может, в связи с этим у него иногда возникали крамольные мысли, которые приходилось подавлять, прятать поглубже.
И вот теперь, когда он случайно столкнулся со Споком, который перевернул все внутри, предначертанный путь более не выглядел привлекательным. Разве не сама богиня послала этого человека Джиму навстречу? Разве не в ее руках судьбы всех людей? Значит, у Джима есть иная дорога, шанс на другую жизнь. Возникающие видения всегда исполнялись, хотя их было не так много, поскольку ему требовалось коснуться человека, а это выходило только случайно, ведь будь-какие контакты строго запрещались, жрецы внимательно следили за этим. Поэтому образ Спока, который крепко прижимал к себе обнаженного Джима, оглушил и выбил почву из-под ног. От одного осознания, что такое возможно, внутри все сжималось, а сердце начинало биться как сумасшедшее. А если бы удалось пережить подобное наяву? Если бы все те чувства, которые проснулись, стоило лишь коснуться, можно было испытать снова?
Ночью покидать пределы храма было особенно сложно, ведь по периметру выставлялась стража, чтобы никто не посмел попасть внутрь или выйти наружу. Строения, в которых жили послушники, стояли особняком от храма, факелы здесь не жгли, что было лишь на руку Джиму. Он не знал, где поселили посла и его свиту, но решил, что рядом с дворцом. Таким почетным гостям наверняка выделили одну из вилл, которые он видел в одну из своих прогулок по городу. Однажды ему даже удалось пробраться на территорию одной из них. Сад, полный благоухающих цветов и трав, высоких деревьев и фонтанов, поразил тогда воображение. Но долго он не мог там оставаться, хотя уходить вовсе не хотелось. Сейчас он и направился туда.
Джим вознес молитвы богине, чтобы она помогла ему встретиться со Споком. Одна из вилл, которые обычно пустовали, этой ночью светилась огнями. Факелы разместили по всему саду, и Джиму приходилось избегать освещенных участков. Он растерялся, не зная, как отыскать Спока. Решил, что для начала стоит подобраться поближе к дому. Он прошел по отдаленной части сада, где огней почти не было, едва не наткнулся на двух стражников, но они увлеченно обсуждали гостей, поэтому даже не обратили внимания на скользнувшую чуть в отдалении фигуру. Подойти к дому не получалось, и Джим уже было расстроился. Как глупо с его стороны было надеяться, что все получится. Но пока не сдавался.
И когда наткнулся на скрытую вьющимися лианами скамейку, то убедился в благоволении богини.
– Спок, – тихо позвал Джим. Тот обернулся.
– Что ты здесь делаешь?
Джим растерялся, не зная, как объяснить, поэтому молчал и лишь вглядывался в лицо Спока, освещенное неполной луной.
– Джим, – позвал Спок, когда молчание затянулось.
– Я пришел к тебе.
– Зачем?
– Меня привела богиня.
Теперь Джим уверился в этом окончательно. Если бы великая богиня была против, то Джиму не удалось бы все так легко. Она указала ему путь.
– Понятно, – ответил Спок.
– Не гони меня, прошу, – Джим опустился перед сидящим Споком на колени.
– Немедленно поднимись, – Спок вздернул его и усадил на скамью. – Что ты хотел?
– Тебя.
– Что это значит?
– Я хочу остаться рядом с тобой, – Джим коснулся его руки. Спок попытался ее выдернуть, но Джим сильнее стиснул пальцы. – Позволь касаться тебя.
Он так хотел все объяснить, рассказать, что чувствует, но не мог. Не получалось, не знал, как это сделать. Джим знал одно – что его прежняя жизнь теперь ничего не значит. Возможно, он хватался за шанс изменить свою судьбу вопреки предначертанному.
– Джим, – Спок аккуратно высвободился из хватки, – тебе нужно возвращаться домой. Где ты живешь?
– При храме.
– Ты жрец?
– Пока лишь послушник, – Джим показал продетую в свое ухо серьгу с клеймом жреца Кхана. – Я не могу теперь вернуться. Богиня привела меня к тебе. Моя судьба в твоих руках.
– Ты раб?
Джим отрицательно покачал головой. Выражения лица Спока не было видно, и Джим не мог понять реакцию на свои слова, но если тот пока не позвал стражу, то, вероятно, все не так плохо.
– Тебя выгнали?
– Нет, я сам пришел. Ты моя судьба, Спок.
– Это нелогичное утверждение, Джим. Тебе нужно вернуться.
– Ты не можешь меня прогнать. Я видел нас.
– Видел?
– У меня есть дар, – неуверенно начал Джим, ведь еще никому об этом не говорил. – Я могу видеть будущее. Если бы я мог, то показал тебе.
– Это возможно, – медленно проговорил Спок и протянул свою ладонь. – Наш разум будет общим. Не бойся.
– Я не боюсь, – ответил Джим и доверчиво подался вперед. Он мог позволить Споку все, даже если бы тот сказал, что сейчас убьет Джима. Когда кожи коснулись прохладные пальцы, он прикрыл глаза. Изнутри словно окутало светом и теплом. Джим не совсем понимал, что происходит, но ему нравились ощущения. Он словно купался в лучах солнца. А когда пальцы исчезли с его лица, внутри стало так пусто, словно его бросили в темную комнату, отрезав от мира толстыми стенами.
– Что это было? – Джим не смог удержаться от вопроса. И ему хотелось умолять, чтобы это повторилось вновь.
– Я смог увидеть то, о чем ты говорил. А также фрагмент твоей жизни.
– Ты позволишь остаться с тобой?
– Я не могу, Джим.
– Почему? – разочарование болью прокатилось внутри.
– Уходи, пока не заметили твое отсутствие.
– Спок…
Спок не ответил. Он поднялся и ушел. Просто ушел, оставив Джима одного. И что ему теперь оставалось делать? Значит, богиня лишь указала на то, что этот путь неверный. Слезы помимо воли покатились по щекам, и Джим со злостью их утер. Он просто глупец. Не стоило надеяться на что-то иное, помимо того, что у него имелось. Смирение и послушание. Иначе будет больно и обидно. Джиму не оставалось иного, кроме как вернуться и принять свою судьбу.

На следующий день за завтраком все обменивались одинаково мрачными взглядами, из чего Спок сделал выбор, что "подарки" Джона ни у кого не вызвали воодушевления. Сам Джон появился сразу после трапезы, принес извинения за недопонимание и выразил надежду, что экскурсии по святым местам Рема придутся по вкусу больше. Спок чувствовал неодобрение и надеялся, что своим отказом от "даров" они не нанесли смертельную обиду императору. Посол Пайк от лица всех подчиненных поблагодарил за гостеприимство и попросил впредь не присылать им рабов для удовольствий, так как все члены посольства женаты или обручены и очень серьезно относятся к данным обетам. Сам Спок сильно сомневался в том, что эту причину сочтут заслуживающей внимания, но Джон явно расслабился. Он выделил им молодого разговорчивого раба в качестве гида и распрощался, сославшись на срочные дела.
Прогулка не принесла спокойствия. Сначала Спок заметил следовавшего за ними по пятам закутанного в плащ человека. Так он познакомился со странным светловолосым молодым мужчиной по имени Джим. Спок не хотел бы признаваться самому себе, но эта встреча всколыхнула что-то внутри, а когда позже вечером он объединил их сознания, на него обрушилось невероятное ощущение узнавания. Между ними протянулась ниточка связи, которая не ослабла, даже когда Спок ушел. И вот теперь он сидел в своих покоях, среди свечей и благовоний, и пытался привести мысли в порядок.
Спок вдруг понял, что означало признание Джима: "Меня к тебе тянет". Он сам испытал невероятное по силе желание найти Джима, снова прикоснуться к его разуму, погрузиться в теплоту его мыслей, раствориться в нем. Это чувство пугало. Джима переполняли эмоции, многим из которых Спок бы даже не сумел дать определение. Эмоции оглушали, и заученные с детства правила требовали уйти, защититься от этой разрушительной силы. Его самоконтроль трещал по швам.
Разумом Спок знал, что поступил правильно, когда оттолкнул Джима. Он не мог подвергать опасности миссию, даже если сам не верил в ее успех. Но Джим оказался послушником, будущим служителем культа, и вряд ли ему бы позволили покинуть Рем. Спок не знал, с чего начал думать о том, чтобы забрать Джима с собой. Не мог же тот и его убедить в существовании мифической воли богини. Но будь Джим свободным... Сердцебиение совершенно не логично ускорилось почти в два раза, когда Спок подумал о том, чтобы забрать Джима с собой. Он не мог бы себе такого позволить в любом случае – по окончании миссии ему предстояло решить: вернуться ли в Вулкан или остаться в Федерации и полностью разорвать связи с родными. Спок всегда чувствовал себя чужаком в родной стране. Будучи первым ребенком смешанного союза, он столкнулся с неприятием сверстников и учителей. Споку пришлось каждый день доказывать, что наличие в нем человеческой крови не делает его хуже. Он с детства привык, что его победы воспринимались как само собой разумеющееся, зато ошибки и поражения вызывали у окружающих злорадство. Насколько, конечно, могли злорадствовать безэмоциональные вулканцы. Словно это подтверждало, что он неполноценный член общества. Ребенком Спок еще находил поддержку у матери, но очень скоро научился прятать свои слабости так глубоко, что сам забывал об их существовании. И все же, когда мать умерла – еще совсем молодой, – Спок понял, что не хочет больше находиться в Вулкане ни единого дня. Выдержав положенный месяц траура, он попросил у отца разрешения ненадолго уехать в Федерацию и вновь столкнулся с его разочарованием.
– Я вижу, сын, что ты не готов следовать путем истинного вулканца. Возможно, человеческая кровь в тебе оказалась слишком сильна, хоть я и верил, что воспитание поможет это исправить, – строгим тоном отчитал его отец. – Но в память о твоей матери я готов разрешить тебе путешествие в Федерацию, хоть и считаю, что оно скорее навредит. Я не в праве тебя останавливать, но как твой отец требую, чтобы ты вернулся не позднее, чем через полгода, и женился на своей нареченной, Т'Принг. В противном случае мне придется изгнать тебя из рода и страны. Подумай и прими разумное решение, сын.
Связь с Т'Принг находилась там же, где и свежеобразованная связь с Джимом. Только встретившись с Джимом, Спок понял, какой чуждостью и холодом веяло от старой связи. А ведь после официального бракосочетания ей предстояло окрепнуть и занять гораздо больше места в его разуме. Пришлось прибегнуть к знакомым практикам, чтобы уснуть, но привычные бесстрастность и спокойствие его покинули.
Утром Джон сообщил, что император разрешил посольству посетить закрытый храм, посвященный покровительнице Рема, богине Офар. Горящие восторгом глаза Джона лучше любых слов дали понять, что вход туда дозволялся лишь избранным. Спок вспомнил, что Джим представился послушником, и вновь почувствовал странную тягу. Он прикидывал шансы на то, чтобы увидеть Джима, и без особого интереса слушал слова одухотворенного сверх меры гида.
– Вы не можете представить, какая честь вам предоставлена. Попасть в храм богини Офар разрешено лишь избранным, – сообщил тот и вдруг остановился и ткнул пальцем в Чехова. – Вот вы, молодой господин, такой чести бы удостоились. Вы отмечены богиней – только тех, кому предстоит служить ей, она наделяет светлыми волосами и глазами.
Спок вскинул голову и внимательно прислушался. Теперь он понял, почему нигде не встречал взрослых светловолосых людей – все они жили при храме.
– И что вы подразумеваете под службой? – спросил посол Пайк.
Спок заметил, как напрягся Сулу, невольно загораживая Чехова от воодушевленного гида.
– Все, послушники отдают себя богине целиком. Свою жизнь, свою чистоту и свою смерть. Все их существование посвящено великой Офар, иначе бы они не были отмечены. Приходит время, и они возвращают богине ее дар.
– Правильно ли я понял, что послушников просто убивают во славу богини? – осторожно уточнил Спок, холодея.
Многих в толпе передернуло, а Чехов замер за спиной Сулу и огромными испуганными глазами уставился на гида.
– Это не просто жертвоприношение, они умирают здесь, чтобы занять свое место там, рядом с богиней. Вам, чужестранцам, никогда не понять, какой это дар – служение великой Офар, – обличил их гид и невозмутимо двинулся в сторону огромного храма, мимо которого они проходили уже дважды: в день приезда и вчера, во время прогулки. Спок едва дышал от потрясения и лишь автоматически переставлял ноги. Неужели Джим осознанно решил принести себя в жертву культу? Он не походил на безумного фанатика, его жажда жизни поразила Спока во время объединения разумов. Джиму так явно не хватало одухотворенности и смирения, что Спок даже представить не мог, как тот по собственной воле идет на алтарь. Зато очень хорошо представлялся Джима в роли жертвенного агнца. Перед глазами вставали картины, одна отвратительней другой: вот Джима распинают на кресте, вот разрезают изогнутым клинком от горла до паха и оставляют истекать кровью на священном камне, а вот заживо сжигают у статуи жуткой богини, какие украшали, кажется, каждый район столицы. Он о таком читал лишь в книгах, порицающих жуткие варварские обычаи древних веков, но никак не думал, что такое может еще где-то существовать в реальной жизни.
Вчера Джим пришел к нему и просил убежища, хотел остаться с ним, а Спок не поверил, не захотел рисковать своим будущим и миссией и оттолкнул. Если бы он только знал...
Спок решил, что во что бы то ни стало отыщет Джима, выкрадет его из храма и вывезет из этой страны, полной безумных фанатиков. Решив так, он уверенно ступил под своды храма, навстречу жестоко ухмыляющейся со своего постамента богине Офар.


Конец первой части.