С Днем Рождения, Малахит!

[dothedance]

Название: Приватный танец
Автор: Aya-sama
Фандом: VIXX
Пейринг: Воншик/Хонбин
Рейтинг: NC-17
Жанр: PWP, не-АУ
Размер: мини (~2300 слов)
Дисклеймер: не претендую
Все герои являются совершеннолетними.
Саммари: Хонбин, уже стоя на коленях, пошатывается и чуть не падает, замирая оленем в свете фар, с испугом глядя Воншику в глаза. На нем сейчас каштановый парик-каре, полупрозрачное черное платье с провокационным разрезом до самого бедра, колготки и туфли на каблуке – хоть сейчас на сцену, изображать "Гёрлз Дэй". А еще у него немного криво нарисованные собственной рукой стрелки, и губы накрашены вызывающе-яркой красной помадой.
От автора: я честно собиралась написать что-нибудь милое и романтичное, но Малахит хотела Самсинг с платьями и танцем, ну и понеслась
Еще раз с Днем тебя, друже! Лучи любви!
Номер, о котором идет речь в фике - (примерно с 1:30)
Танец, который хочет увидеть в исполнении Хонбина Воншик - тыц)

Хонбин не знает, каким ветром Воншика заносит в танцевальный зал. Обычно тот все свободное время проводит в студии, что-то пишет, начитывает, микширует. А танцевальной практики вполне хватает во время совместных тренировок с группой. Хонбин вообще никого не ждет - специально выясняет заранее график каждого, чтобы не попасться вот так глупо. Именно поэтому слышный сквозь тихую фоновую музыку скрип двери и сдавленный кашель Воншика становится для него полной неожиданностью. Хонбин, уже стоя на коленях, пошатывается и чуть не падает, замирая оленем в свете фар, с испугом глядя Воншику в глаза. На нем сейчас каштановый парик-каре, полупрозрачное черное платье с провокационным разрезом до самого бедра, колготки и туфли на каблуке – хоть сейчас на сцену, изображать "Гёрлз Дэй". А еще у него немного криво нарисованные собственной рукой стрелки, и губы накрашены вызывающе-яркой красной помадой. Черт бы побрал его идею потренировать номер в одиночку в полном облачении. Но он ведь не предполагает, что Воншик заявится сюда сегодня, а просто так танцевать не получается, ему самому от себя смешно, да и выглядит со стороны нелепо. Правда, сейчас не лучше, еще и смущает сильнее, особенно когда Воншик так смотрит.

– Привет, – басит тот как-то особенно хрипло сегодня. Видимо, сорвал голос, пока бесконечно прогонял один и тот же текст, как он любит. – Я проходил мимо, думал, тут Хонбин тренируется. А тут такая красотка.

– Очень смешно, Воншик-и, – фыркает Хонбин и на секунду хмурится, но не может не улыбнуться в ответ на виноватую улыбку Воншика. Непонятно, как так получается, но Хонбин совершенно не может на него злиться.

– Не против, если я тут посижу? – спрашивает Воншик скорее для проформы, захлопывает за собой дверь и плюхается на диван с видом ребенка, впервые попавшего на цирковое представление. Вот только кого он видит в Хонбине: клоуна или девочку на шаре – непонятно.

– Классно выглядишь, – замечает Воншик как бы между прочим и тут же машет рукой. – Ты продолжай, продолжай, я тебя отвлекать не буду.

"Легко сказать", – думает Хонбин и смотрит в зеркало – на себя, но больше на Воншика. Тот подмигивает и напускает на себя самый что ни на есть невинный вид. Хонбин тяжело вздыхает и идет прибавить звук и запустить трек с самого начала. Воншик и раньше делал ему комплименты, когда Хонбину приходилось переодеваться в женскую одежду. Правда, тогда они все, кроме удачно травмировавшегося Тэгуна, выглядели как артисты шоу трансвеститов, так что звучало это не настолько смущающе.

"Это же Воншик, – успокаивает себя Хонбин, пока снова встает на колени в исходное положение. – Он просто так шутит".

Хонбину нравится Воншик – он абсолютно безопасен, перед ним запросто можно ходить чуть ли не голышом или вот, например, в женской одежде. Время от времени, правда, он отпускает такие шуточки, что Хонбин теряется с ответом, чувствуя, как кровь приливает щекам, но, правда, это же Воншик. Для него слова – это просто слова. И иногда Хонбин испытывает легкую досаду, пожалуй, ему даже немного хочется, чтобы Воншик хоть раз говорил серьезно. Или хотя бы чтобы внутри все не стягивалось в плотный клубок от этих его слов.
Хонбин танцует совершенно механически, просто повторяет заученные движения, глядя на себя в зеркало. Ему кажется, что он похож на робота, выполняющего заданный алгоритм: вытянуть ладонь, покрутить, обхватить себя руками, подпрыгнуть, изобразить покачивания, дотронуться до шеи. Его движения совершенно лишены плавности, он смущается, когда сталкивается взглядом с Воншиком, нервно смеется и прикусывает губы.

– Стоп, – говорит Воншик, когда песня уже почти подходит к концу.

Хонбин как раз поворачивается к нему лицом и спиной к зеркалу и вновь опускается на колени.

– Так ничего не получится, – продолжает Воншик в наступившей тишине. Он говорит негромко и смотрит хмуро, без улыбки, и от этого Хонбину не по себе. – Ты совершенно не включаешься в музыку, не играешь то, что от тебя требуется. Помнишь наш номер на "Вандер Гёрлз"? Было весело, правда? Потому что мы все тогда валяли дурака и изображали самих себя – парней, переодетых в женскую одежду. Но от нас это и требовалось, номер же был юмористический, а здесь ты должен быть не парнем в платье и на каблуках, а девушкой. Ты должен соблазнять, заводить и при этом казаться недоступным. Чтобы у каждого распоследнего натурала в зале встало на тебя. Вот этого тебе нужно добиться.

Хонбин молчит, переступает с ноги на ногу на дурацких неустойчивых каблуках и переваривает слова Воншика. Ему хочется сказать, что ничего подобного от него не требовали, но он почему-то не произносит ни звука.

– Хочешь потренироваться на мне? – легко предлагает Воншик. Как будто это совершенно нормально – пытаться завести своего друга. – Давай, что здесь такого? Ты будешь моей Хери, а я твоей восторженной публикой. Если у тебя получится впечатлить меня, то и любого другого парня – без проблем.

"Ну, конечно, – думает Хонбин и нервно сдувает челку со лба. – Что здесь такого? Может, мне сразу залезть к тебе на колени и изобразить приватный танец? А если у тебя и вправду встанет, как мы потом будем смотреть друг другу в глаза?"

Воншик глядит выжидающе, но с принятием решения не торопит.

– Ладно, – наконец отрывисто кивает Хонбин, будто с разбегу ныряя в ледяную воду. – Но сперва объясни, что я делаю не так.

– Да не проблема, – отвечает Воншик и снова улыбается, умудряясь ободрить Хонбина уже только этим. – Во-первых, ты двигаешься как человек, который впервые в жизни пытается танцевать вальс. Знаешь, когда люди под ноги смотрят и шевелят губами, считая шаги. Тебе нужно двигаться мягче, плавнее, более женственно. Это же сексуальный танец. Когда ты сам смотрел выступление "Гёрлз Дэй", наверняка ведь фантазировал о них. Вот и ты должен танцевать так, чтобы о тебе фантазировали. Да не красней ты, как будто сам не знаешь, какие грязные мыслишки бывают у наших фанатов. Сейчас ты выглядишь слишком напряженным, тебе неловко, и это чувствуется. Ты даже с собой взглядом в отражении встретиться не хочешь, что уж говорить обо мне. Расслабься, научись вызывать желание и наслаждаться им, как наслаждаешься фанатским восторгом или смехом во время веселых сценок. Так понятнее?

– Немного, спасибо, – Хонбин облизывает губы и слегка морщится от неприятного привкуса помады. Обычно Воншик не настолько разговорчив, а тут его словно прорывает.

– Обращайся, – щедро предлагает Воншик. – А теперь включай музыку и танцуй. Только теперь сделай это горячо.

Хонбин заторможено кивает, идет обратно к проигрывателю и, пока ставит песню на автоповтор, собирается с мыслями. Значит, горячо. Мягче и плавнее. Заставить Воншика себя захотеть. Может, даже фантазировать в душе. Тогда ему понадобится значительно больше времени на водные процедуры. Хонбин хихикает, испытывая что-то сродни азарту и нервному возбуждению. Ему смешно, и он улыбается, опустив голову, пытаясь двигаться так, как советует Воншик. Хонбину сложно – он самый крупный из парней в будущей "Бойз Дэй". Тому же Минки не придется даже напрягаться, потому что он значительно более изящный. А Хонбин? Куда он денет свою чисто мужскую фигуру? Конечно, он довольно милый, но совершенно не женственный, и сейчас, глядя на себя в зеркало, Хонбин не понимает, зачем вообще соглашается в этом участвовать.
Мягче. Хонбин пытается. Томно опускает веки, вытягивает руку и перебирает пальцами в воздухе, отчего ладонь щекочут перья. Он гладит себя по шее, плавно покачивает бедрами, выставляет ногу в разрез платья и наклоняется вперед, стоя спиной к Воншику и надеясь, что не выглядит глупо. Но когда поднимается и сталкивается с ним взглядом, с удивлением видит, что лицо Воншика какое-то напряженное и совершенно нечитаемое. Впереди его ждет самая смущающая часть – "покачивание как на лошади", как называет это хореограф, хотя у Хонбина, честно говоря, ассоциации совершенно другие. Скорее, как будто он присаживается на чьи-то бедра. Хонбин и покачивается, представляя под собой Воншика и снова нервно хихикая, но осекается, поймав в отражении пугающий взгляд. У Воншика глаза дикие, и вид такой сосредоточенный, что Хонбин сбивается с движения и разворачивается к дивану. Ему вдруг кажется, что его собственные глаза лгут, не может же Воншик в самом деле так смотреть. Но Воншик уже не сидит, он словно из-под земли вырастает рядом с Хонбином, хватает за руку и тянет за собой на диван. Хонбин путается в длинной юбке, оступается неловко из-за каблуков и падает вперед, не слишком мягко приземляясь Воншику на колени. И застывает, дыша часто и испуганно, закусывает губу, а в следующую секунду они уже целуются как ненормальные, и пальцы Воншика пробираются в разрез его юбки и мнут ягодицы прямо через колготки. А у Хонбина в голове пролетает в одно мгновение, что колготки – это совсем не сексуально, но Воншику, кажется, плевать, господи, он такой твердый и трется о Хонбина, и пальцы его такие грубые, наверняка порвут тонкий капрон и наоставляют синяков. Хонбин и сам возбуждается, и головка его члена упирается в плотную ткань платья. Нуна-стилистка просто убьет его, если обнаружит пятна. Воншик кусает его за нижнюю губу и отодвигается, совсем чуть-чуть, но к Хонбину тут же возвращается понимание того, что между ними происходит. Губы Воншика перепачканы размазавшейся красной помадой, а зрачки безумно расширены, словно он пьян до невменяемого состояния. Его напряженный член упирается в такой же твердый член Хонбина, который все еще в женской одежде, и это, наверное, самое неловкое.

– Что мы делаем? – глупо и почему-то шепотом спрашивает Хонбин и тут же чувствует, как слабеет хватка на заднице.

– У тебя все получилось, – невпопад отвечает Воншик и руки убирает совсем, отчего Хонбина накрывает ощущением потери. - Вот так тебе и нужно танцевать на выступлении.

– Чтобы меня кто-нибудь так же зажал после? – неловко шутит Хонбин, а у Воншика застывает лицо. – Извини. Я не то хотел...

– Это ты извини, – такой кислой и неискренней улыбки у Воншика Хонбин еще не видел. – У тебя все получилось даже лучше, чем я думал. Я и не ожидал, что меня так накроет. Больше не повторится.

– Стоять! – рявкает Хонбин, когда Воншик делает попытку выбраться из-под него. Он знает, что будет дальше – Воншик начнет избегать его всеми правдами и неправдами, особенно оставаться один на один, перестанет появляться в общежитии, разве что глубокой ночью, а их общение сойдет на нет и превратится в неловкое молчание. Но, черт возьми, Хонбин совсем этого не хочет, он не собирается позволять Воншику просто взять и разрушить их дружбу.

– Ты сейчас собираешься сбежать и сделать вид, что ничего не было? Оставить все вот так? – Хонбин кивает на стояк Воншика, который все еще упирается ему в живот, а потом на свой собственный. – Вот уж ничего подобного. Мы не будем в это играть. Ты сам это начал, делай теперь что-нибудь.

Наверное, он ведет себя совершенно непредсказуемо, потому что Воншик не пытается возражать, хоть и округляет глаза, когда Хонбин задирает юбку до груди и держит двумя руками перед собой. Хонбину самому стыдно за свое поведение, он впервые настолько откровенно предлагает себя, но Воншик наконец-то рядом и открыт, и хочет его. Плевать, что у Хонбина щеки горят так, что брызги воды с шипением испарились бы. Воншик помогает ему приподняться и стаскивает на бедра разорванные колготки, чуть приспускает обтягивающие боксеры и нерешительно обхватывает его член ладонью.

– Воншик-и, – тянет Хонбин и утыкается влажным лбом ему в плечо. Его бедра дрожат от напряжения, потому что он пытается удержать себя навесу, а это очень непросто.

– Черт, – выдыхает Воншик, свободной рукой пытается кое-как расстегнуть свою ширинку, злится, когда ничего не выходит, выпускает член Хонбина, и быстро справляется с задачей. Хонбин оседает, словно из него разом пропадают все кости, но подол все еще держит дрожащими руками и жалобно вглядывается в Воншика, не зная, что сказать. А Воншик облизывает ладонь и сжимает ею оба члена, вырывая у Хонбина слабый всхлип. Он наваливается на Воншика и мелко, без ритма толкается в его кулак, потому что все, абсолютно все сковывает движения. Ему так жарко в этом платье, в парике и в собственной коже, он жалобно повторяет шепотом: "Воншик, Воншик, Воншик". И уже непонятно, кто из них двоих сорвал голос. Воншик снова прижимается к его губам, заставляя замолчать, скользит языком вглубь, и у Хонбина окончательно срывает тормоза. Он рычит и цепляется пальцами правой руки за волосы Воншика, левой все еще судорожно сжимая в кулаке подол. Он покачивается на Воншике так, будто уже оседлал его член, и вот так, да-да-да, так, как он и должен делать в танце. Туфли одна за другой соскальзывают с ног и громко ударяются об пол, но ни один из них даже не вздрагивает.

– Бинни, – горячо и влажно выдыхает Воншик ему в самые губы и кончает, выплескивая мутные капли на собственные пальцы и член Хонбина. Несколько капель попадают на джинсы и уже и без того безнадежно испорченные колготки. Лицо Воншика, такое болезненно-напряженное сейчас, и ощущение теплого и влажного на коже оказываются для Хонбина последней каплей. Он выгибается так, что в пояснице щелкает и стонет так громко, что перекрывается начавшуюся по которому разу уже песню. Если мимо зала сейчас кто-нибудь пройдет, то у него не останется сомнений в том, в чем именно здесь тренируются. Хонбину все равно. Ему нужно как-то слезть с коленей Воншика, не запачкав платье, но шевелиться совершенно не хочется. Он полностью выжат и умирает от усталости. А еще ему страшно поднять глаза на Воншика и прочитать там раскаяние и какое-нибудь дурацкое "это не повторится". Тогда он, наверное, Воншику просто врежет.

– Я не знаю, что это сейчас было, – говорит Воншик, стремительно приближая свидание своего лица с кулаком Хонбина, – но черта с два я пообещаю, что это не повторится.

– Что? – теряется от неожиданности Хонбин, кое-как сползает на диван и стаскивает с себя испачканные колготки, потому что руки уже устали держать юбку.

– Будешь моей Хери? – спрашивает Воншик, даже не пытаясь прикрыться, а стоило бы, или хотя бы попытаться стереть сперму с джинсов и заправить обмякший член в расстегнутую ширинку... Господи, о чем Хонбин только думает?

– Ты пялишься, – широко ухмыляется Воншик, заметив его взгляд и заставляя Хонбина вспыхнуть от стыда. – Эй, все нормально, я не против. Так что?

– Тебе так нравится Хери? – спрашивает Хонбин вместо того, чтобы возмутиться сравнению с девушкой. В конце концов, это же Воншик – человек, который напрашивается на хорошую взбучку каждым своим словом.

– Мне нравишься ты, – хрипло, соблазнительно улыбаясь, отвечает Воншик, но тут же сам все портит, не дождавшись реакции. – Я тут вообще-то пытаюсь быть романтичным.

– Спрашивая, буду ли я твоей Хери? Может, еще Хеной? – возмущается Хонбин.

– А ты можешь? – тут же загорается Воншик. – Станцуешь мне "Бабл Поп"?

– Ким Воншик, ты идиот, – закатывает глаза Хонбин, обдергивает юбку вниз и босиком идет к музыкальному центру выключать музыку.

– Это ведь значит да? – кричит Воншик ему в спину.

– Это значит "Бабл Поп" еще нужно заслужить, – отвечает Хонбин и прячет улыбку за длинными прядями парика.