[dothedance]

Название: Простая геометрия
Автор: Aya-sama
Фандом: VIXX
Пейринг: Ким Воншик/Чон Тэгун/Ли Хонбин
Рейтинг: NC-17
Жанр: PWP, немного ER, немного first time, не-АУ
Размер: мини (~4000 слов)
Дисклеймер: не претендую
Все герои являются совершеннолетними.
Саммари: О том, что все треугольники должны быть замкнутыми (продолжение фика "Тебе нравится, хён?")
Предупреждение: групповой секс.
Посвящение: Малахит и Соли просто потому что

Утром Хонбина предсказуемо нет в постели, хотя Тэгун не может вспомнить момент, когда тот ушёл. Воншик прижимается к его боку, крепко обнимая поперёк живота, словно боится, что он сбежит. Тэгуну тепло и как-то, на удивление, спокойно, хочется закрыть глаза и подремать ещё немного. Телефон лежит на прикроватной тумбочке, до которой слишком лень тянуться, чтобы посмотреть время. Стоит, наверное, обдумать случившееся вчера, пока Воншик не проснулся, ведь тот вряд ли позволит ему уйти в себя хотя бы ненадолго. Если только они с Хонбином не использовали его, чтобы разнообразить свою интимную жизнь. От этой мысли Тэгун весь холодеет. Что, если Воншик решил развлечься за его счёт? Уломать Хонбина ему наверняка ничего не стоило, как и Тэгуна вчера. Да Тэгун практически сам запрыгнул в их постель, какие он теперь может предъявлять претензии?
Тэгун накручивает себя до тех пор, пока Воншик не начинает возиться рядом и вздыхать, просыпаясь.

– Что тебе не спится, хён? Рано ещё вставать, – едва разборчиво бормочет Воншик, хотя Тэгун понятия не имеет, как он узнал. Тэгун ведь даже не шевелится.

– Все хорошо, спи, – выдавливает из себя Тэгун, но, видимо, не слишком убедительно, потому что Воншик отодвигается, поднимается на локтях и заглядывает ему в лицо.

Воншик помятый и растрёпанный, ещё и глаза-то не может толком разлепить, но уже всматривается пристально, отчего Тэгуну становится не по себе.

– Что не так? – прямо спрашивает Воншик, и Тэгун почему-то чувствует, что сейчас лучше даже не пытаться соврать. Но и обсуждать то, что между ними произошло, он тоже не в состоянии. Ему не хочется выглядеть жалко в глазах Воншика, а после и Хонбина, ведь наверняка они об этом заговорят.
Воншик вздыхает, подтягивается повыше и целует его в удивлённо приоткрытый рот. Тэгун возмущённо мычит и пытается отпихнуть его, но грудь Воншика твёрдая, как бетонная стена, а губы жадные и требовательные. Они целуются, словно сражаются друг с другом, пока Тэгун не сдается и не обнимает Воншика за шею теми же руками, которыми секунду назад отталкивал. И, конечно, именно в этот момент срабатывает будильник одновременно на обоих их телефонах. Тэгун мысленно стонет и не знает, от чего больше: от облегчения или разочарования. Воншик отрывается от него, чтобы тут же уткнуться лицом ему в шею и тяжело вздохнуть. Тэгун чувствует прикосновение твёрдого члена к своему боку и замирает.

– В другой раз, хён, пора вставать, – с явным сожалением говорит Воншик, прежде чем откатиться в сторону и потянуться за своим телефоном. – Не против, если я займу ванную первым?

Тэгун качает головой и наблюдает, как Воншик скрывается в ванной, ничуть не смущаясь своей наготы. А после прижимает пальцы к саднящим губам и пытается успокоить сердцебиение и бешеную карусель мыслей. Воншик ведёт себя так, словно между ними не происходит ничего особенного. Словно они такие же давние любовники с Тэгуном, как и с Хонбином. И Тэгун понимает, что лишь вопрос времени, когда Воншик попробует довести начатое до конца. И, скорее всего, рядом не будет Хонбина, чтобы его остановить, а Тэгун ещё не готов и вряд ли когда-нибудь будет. Он и не понимает толком, хочет ли этого вообще, хоть и отвечал на поцелуй так, словно мир вот-вот рухнет.
Воншик моется чересчур долго, что на него совершенно не похоже. Тэгун даже начинает переживать, что скоро придёт менеджер, а они ещё не собраны. Он встает, чтобы хотя бы раздвинуть кровати, и улавливает сдавленный стон за дверью ванной, и понимание, чем там занят Воншик, заставляет кровь прилить к щекам. Когда Воншик наконец выходит, кровати раздвинуты и кое-как заправлены, а Тэгун прячет глаза и быстро пробирается в ванную. Не нужно, чтобы Воншик всё понял. Вряд ли его это смутит, а вот окончательно потерять всякий стыд он может.
В ванной жарко от пара, и пахнет только отельным гелем для душа, как бы он подозрительно ни принюхивался. Тэгун несколько секунд смотрит на свой полувставший член — это всего лишь утренняя эрекция, говорит он себе, — и решительно включает холодную воду.
Весь день Тэгун чувствует себя потерянным. Он уходит в тень, предоставляя Воншику отдуваться за двоих, невнятно отвечает на интервью и мечтает только о том, чтобы поскорее вернуться в общежитие, закрыться с плеером в комнате и как следует всё обдумать. А пока рядом Воншик, и ему совершенно не удаётся расслабиться, потому что Воншик сегодня прикасается к нему слишком часто. И Тэгун приходит в ещё большее смятение от тёплой твёрдой руки на своей спине.
Воншик ловит его в опустевшей гримёрке и быстро, очень мягко целует со словами "Хонбин просил передать". Вот, значит, чему он улыбался, когда строчил что-то в своём телефоне.
В общежитие они приезжают уже ближе к ночи. Пока Воншик не спеша разувается, Тэгун сбегает в комнату, под удивлённым взглядом Хакёна хватает первые попавшиеся вещи и уходит в душ прежде, чем тот начнёт задавать вопросы. В дверях ванной он сталкивается с растрёпанным Хонбином и замирает, заворожено глядя, как капли воды падают с его волос на голую грудь. Хонбин широко улыбается и затягивает его внутрь.

– Воншик передал тебе мой привет, хён? – спрашивает тот и тянется вперед до тех пор, пока чуть ли не касается его губ своими.

– Да, – почти шёпотом отвечает Тэгун, и Хонбин с улыбкой целует его, так же осторожно и нежно, как днём целовал Воншик.

– Воншик попросил Санхёка поменяться со мной комнатами сегодня. Переночуешь с нами? – спрашивает Хонбин и спокойно тянется за вторым полотенцем, чтобы начать просушивать волосы, а у Тэгуна внутри всё обрывается. Они собираются переспать сегодня и снова зовут его к себе. Он должен чувствовать себя польщённым?

– Нет, я… Не сегодня, – Тэгуну не нужно смотреть на Хонбина, чтобы почувствовать его разочарование.

– Ох, ну хорошо. Но в другой раз обязательно, хорошо?

Тэгун кивает, и Хонбин, ещё раз поцеловав его, выходит из ванной. Тэгун с полчаса просто стоит под водой и вспоминает о том, сколько раз просыпался от того, что Санхёк расталкивал Хонбина и невнятно жаловался на Воншика. И довольный сворачивался в постели Хонбина, который беспрекословно шёл в соседнюю комнату. Сколько раз в поездках Хонбину с Воншиком доставался один номер, потому что с храпом Воншика запросто мирился только Хонбин.
Тэгун не может уснуть почти всю ночь, прислушиваясь к звукам за стеной — в основном, храпу Воншика, — и чувствует себя полным идиотом.

Воншик оставляет его в покое почти на неделю. Нет, конечно, он всё так же рядом, продолжает поддерживать Тэгуна и прикасаться к нему при каждом удобном случае, но ощущение преследования пропадает. Как будто Воншик принимает его выбор. Как будто Воншик наигрался. Они по-прежнему почти не появляются в общежитии и очень редко видятся с одногруппниками, но у Воншика, кажется, прилив вдохновения — он всё время что-то строчит, а Тэгун чувствует себя лишним. Не то чтобы он не предполагал, чем всё может закончиться. Хонбин пишет часто, делится новостями и шлёт селки. Как будто они живут в разных городах и видятся раз в год. Тэгун отвечает скупо, ему вообще не хочется общаться. Его мучают сожаления, но он и сам не понимает, о чем.
Всё заканчивается почти так же, как и начинается. Когда Тэгун выходит из ванной очередного совместного отельного номера, кровати вновь сдвинуты, но Хонбина на них нет. Тэгун оборачивается с острым ощущением дежавю и оказывается лицом к лицу с Воншиком.

– Попался, – говорит Воншик и ухмыляется хищно, по-волчьи, но глаза его не улыбаются.

Они стоят близко-близко, и Тэгуну кажется, что Воншик должен слышать, как быстро испуганно колотится его сердце. Он хочет потребовать, чтобы Воншик отодвинулся, но язык словно прилипает к нёбу. Тогда Тэгун предпринимает попытку сбежать, резко отшатываясь назад, и оказывается тут же притянут назад за плечи сильными руками Воншика. И с каких пор он такой сильный? Их безмолвная борьба длится, длится и длится: Тэгун вырывается, Воншик не пускает. Силы примерно равны, а потом Воншик резче дёргает его к себе и обнимает, как обнимает всегда, — уверенно и властно, и в противовес начинает осторожно поглаживать его по спине.

– Мы дали тебе время подумать, свыкнуться с тем, что ты теперь с нами, а ты вместо этого надумал какой-то чуши. Мы дали тебе слишком много времени, хён, – Воншик говорит спокойно и продолжает гладить его по спине, но Тэгун чувствует, что он зол. И это почти пугает его, потому что Воншик почти никогда не злится, несмотря на свой суровый, иногда даже агрессивный образ. Воншик — добрый парень.
Воншик мягко направляет его к постели, и Тэгун послушно идёт, путаясь в собственных ногах. Это неправильно, он точно должен остановить Воншика, хотя бы потому, что у Воншика — Хонбин.

– Подожди, – взывает Тэгун, но так тихо, что Воншик его, кажется, и не слышит, продолжая подталкивать, пока он не упирается ногами в кровать. – Стой, Воншик-а. Я не могу. Не могу поступить так с Хонбином.

Воншик останавливается и растерянно моргает, как будто до него никак не дойдёт, о чём речь.

– Я знаю, что между вами с Хонбином. Я не игрушка для вас, – выдавливает из себя Тэгун, готовый к тому, что Воншик снова разозлится, но тот неожиданно начинает хохотать, чем пугает посильнее вспышки ярости.

– Игрушка? Хён, ты такой глупый. Глупый-глупый Тэгунни-хён.

Тэгун в смятении рвётся из крепких объятий, потому что он ненавидит, когда над ним смеются и дразнят, ненавидит чувствовать себя глупо и не понимать очевидных для других вещей.

– Тише-тише, хён, я всё равно тебя не отпущу, – шепчет Воншик ему на ухо, отчего у Тэгуна мурашки бегут по коже. – Хонбинни сказал мне, что нам с тобой нужно разобраться, иначе ты попытаешься сбежать. А он неплохо тебя знает, правда, хён?

– Я не… Я не пытаюсь сбежать, – вспыхивает Тэгун и дёргается ещё раз, но Воншик как скала — даже ни на миллиметр не сдвигается.

– Ну конечно, – фыркает Воншик. – Я думал, нам не придётся обсуждать очевидные вещи, но ты явно успел нафантазировать себе всякой ерунды. Можешь не отпираться — ты же так бегаешь от нас, только слепой не заметит.

Тэгун кусает губы и всё ещё не решается посмотреть на Воншика.

– Снова скажешь, что это не так? – спрашивает Воншик, но звучит это как утверждение. Тэгун молчит, и Воншик тяжело вздыхает, прежде чем подцепить пальцем его подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза.

Молчание между ними затягивается. Тэгун громко сглатывает и пытается отвести взгляд — он очень не любит, когда на него так пристально смотрят, это неловко и, в конце концов, даже неприлично.

– Не надо убегать, – просит Воншик, обжигая губы горячим дыханием. Тэгун рефлекторно облизывается и в следующую секунду уже давится удивлённым всхлипом, потому что Воншик подаётся ещё ближе и целует его, осторожно, медленно, прихватывает его нижнюю губу и чуть посасывает, гладит языком, но не стремится ворваться в рот. Тэгун почти не осознаёт, что начинает отвечать, цепляясь за плечи Воншика и издавая жалобные, постыдные стоны, разделяя их на двоих. Воншик легко подталкивает его в грудь, заставляя опуститься на кровать, и Тэгун отползает к изголовью и тянет Воншика на себя, не желая разрывать поцелуй.

"Ладно, – обещает себе Тэгун, – только один раз, потом Воншик наиграется, и всё закончится".

Думать так больно, но почему-то Тэгун не может остановиться и, пока Воншик избавляется от футболки, крутит эту мысль снова и снова, будто теребит незажившую рану.

– Хён, – зовёт Воншик, скинув, наконец, одежду на пол, и нависает на Тэгуном. – Не думай. Просто расслабься, я тебя не съем.

Тэгун выплывает из своих мыслей и понимает, что его трясёт. Но не от нервов, как думает Воншик. Хотя, конечно, от нервов, но совсем не от того, что должно произойти. Он просто даст Воншику себя трахнуть и, скорее всего, даже получит удовольствие — Тэгун почему-то ни секунды не сомневается, что Воншик умелый любовник. Они с Хонбином наверняка отточили мастерство друг на друге.
Воншик снова целует его и кусает за нижнюю губу, не больно, но чувствительно, заставляя Тэгуна зашипеть.

– Не думай, просто смотри на меня.

И Тэгун смотрит. Смотрит, хоть приходится неудобно вытягивать шею, когда Воншик спускается поцелуями вниз, ныряет языком в ямку между ключиц, чуть царапает зубами, но слишком слабо, чтобы оставить следы. Кончиком носа скользит по коже Тэгуна, и дыхание щекочет грудь. Тэгун тянется оттолкнуть его — у него совсем не чувствительные соски, и обычно ему скорее неприятно, когда их касаются, — но Воншик просто откидывает его руку прочь и почти без нажима проводит по левому языком, а потом ещё и ещё, острым кончиком обводит по кругу, и Тэгун с шипением цепляется за покрывало. Это необычно и слишком сильно, его подбрасывает на постели, а Воншик лишь ухмыляется, прижимаясь губами к коже.
Воншик ставит его на четвереньки и вылизывает всего, заставляя поскальзываться на дрожащих и разъезжающихся в стороны коленях. У Тэгуна голова плывет, и он сам подается назад, насаживается на этот язык и позволяет растягивать себя пальцами. А потом Воншик крепко держит его за бедра и трахает быстро и горячо, и Тэгун утыкается лицом в подушку и хочет умереть так, только бы не чувствовать этих нежных поцелуев на плечах и спине, не слышать это глупое "Тише, хён, не напрягай связки, ты же завтра не сможешь петь". Какого черта Ким Воншик, человек, который всегда получает то, что хочет, ведет себя так, словно заботится о нем?
Тэгун долго не может кончить с непривычки, и, когда Воншик наваливается на него и обжигает влажную кожу довольным выдохом, он чуть не плачет. Ему просто необходимо кончить, но все силы уходят на то, чтобы устоять на ногах и удержать непривычный вес на спине. Воншик оставляет ему короткий извиняющийся поцелуй между лопаток, отодвигается и переворачивает его на спину так резко, что у Тэгуна от неожиданности вырывается вскрик.

– Шшш... Всё хорошо, хён, сейчас я о тебе позабочусь, – обещает Воншик, прежде чем накрыть его член ртом.

Вопль Тэгуна, наверное, слышит весь этаж. Он испуганно зажимает себе рот ладонью и смотрит туда, где Воншик мерно двигает головой, плотно обхватывая член губами. Пальцами второй руки Тэгун зарывается в жёсткие от частого окрашивания волосы и сжимает в кулаке, чувствуя вибрацию вокруг члена, когда Воншик предупреждающе рычит. Воншик уверенный и резкий, он втягивает щёки и сосёт так сильно, что у Тэгуна нет ни единого шанса продержаться ещё хоть немного. Особенно когда он чувствует пальцы, скользящие между ягодиц и задевающие чувствительный, пульсирующий анус. Кажется, у него закладывает уши, потому что он не слышит ничего, лишь улавливает какое-то копошение рядом, чувствует, как прогибается кровать и как живот протирают чем-то сухим и мягким. Постепенно становится прохладно — ночи уже не такие тёплые, а в открытое окно дует лёгкий ветер. Тэгун едва успевает понять, что начинает дрожать, как на него тут же набрасывают простынь, а к боку прижимается горячее тело Воншика.
Говорить не хочется, да Тэгун и не знает особо, о чём, но Воншик смотрит внимательно и настойчиво и явно ждёт, пока он придёт в себя.

– Всё хорошо, хён? Тебе понравилось? – спрашивает Воншик, когда молчание слишком затягивается и Тэгуну начинает казаться, что он сейчас уснёт. Он вспоминает, как Воншик спрашивал то же самое в прошлый раз. Наверное, тот хочет убедиться, что Тэгун не сбежит утром или что-то в этом роде.

– Да, но… – начинает Тэгун еле слышно, сам не понимая, что хочет сказать. Нужно прекратить всё это прямо сейчас. Лучше так, чем ждать, пока Воншик с Хонбином наиграются и захотят выставить его из спальни.

– Чувствую, ты опять навыдумывал себе какой-то херни, – Воншик вздыхает у него над ухом и приподнимается, опираясь на локоть. – Думаешь, мы с Хонбином просто развлекаемся с тобой? Хорошего же ты о нас мнения. Тебе не кажется, что если бы нам просто захотелось разнообразия, нам проще было бы найти себе какого-нибудь сговорчивого неболтливого мальчика на стороне?

Тэгун ёжится под пристальным взглядом и смотрит куда-то в стену, лишь бы не встречаться с Воншиком глазами. Это самый странный и неудобный разговор по душам на его памяти, и ему очень сильно хочется прекратить его, но вряд ли Воншик тогда отцепится.

– Тэгунни-хён, ты же знаешь, что нравишься нам, мне и Хонбину? И мы знаем, что нравимся тебе. Ты ведь не думаешь, что мы слепые? Твои взгляды не такие уж незаметные, – Воншик вкрадчиво улыбается, а у Тэгуна кровь приливает к щекам, когда он понимает, что они знали. Всё это время знали и готовились загнать его в ловушку. Ему хочется накрыть лицо подушкой и держать, пока воздух не закончится.

– Ты так смущаешься, – кажется, Воншику весело. А у Тэгуна рука чешется отвесить ему затрещину. – Нам стоило быть с тобой помягче, не так торопиться, но тогда ты бы наверняка залез в свою раковину.

Смущение тут же сменяется раздражением.

– Ты думаешь, что я боюсь? – он садится на постели и опасно щурится. Тэгун ненавидит, когда над ним смеются, и все в его группе прекрасно знают об этом.

Воншик садится тоже, но его поза выглядит обманчиво расслабленной.

– Я думаю, ты лжёшь себе и уже довольно давно. Ты самый прекрасный лжец из всех, кого я знаю, хён, – голос Воншика звучит мягко, но сам он смотрит на Тэгуна пристально, не позволяя отвести взгляд. – Хватит бегать от нас, хён. Тебе нужно меньше думать, просто позволь нам быть с тобой.

– Как долго? – Тэгуну кажется, что его голос звучит слишком жалобно, и он с раздражением слишком сильно прикусывает губу.

– Сколько захочешь, – Воншик не говорит "навсегда", и это, наверное, правильно. По крайней мере, звучит довольно честно, и Тэгун отбрасывает сомнения.

Он говорит: "Хорошо" — и ловит улыбку Воншика губами, когда тот укладывает его на кровать и целует до тех пор, пока низ живота вновь не наливается тяжестью. В этот раз Воншик ласкает его рукой и жарко дышит в шею, а Тэгуну остаётся только цепляться за его плечи и двигать бёдрами, толкаясь в плотно сжатый кулак. А потом он обессилено растекается по кровати, не способный даже вернуть Воншику услугу.

– Всё хорошо, спи, – успокаивает Воншик, когда он пытается оторвать ставшую невероятно тяжёлой голову от подушки. – Я приму душ и тоже лягу.

Воншик уходит в ванную с телефоном — наверняка собирается поделиться с Хонбином, что добился своего. Но Тэгун чувствует себя слишком усталым, чтобы хоть как-то реагировать. Он засыпает раньше, чем Воншик возвращается в постель.
А следующим вечером они наконец возвращаются в общежитие, к тому же, довольно рано, и Тэгун, пользуясь случаем, проводит часа полтора на кухне, вдруг понимая, насколько соскучился по готовке. В наушниках негромко играет музыка, а сам он настолько уходит в свои мысли, что не сразу чувствует чужое присутствие. Только когда кто-то прижимается к спине, Тэгун вздрагивает, едва не обжигается о сковороду и резко оборачивается.

– Прости, хён, я не хотел тебя напугать, – искренне просит прощения Хонбин, вытащив один из его наушников. Другой рукой он держит неполный стакан с водой, капли с которого падают на столешницу. Отставив стакан, Хонбин быстро вытирает выплеснувшееся бумажным полотенцем, сминает его и отправляет в ведро.

– Я рад, что вы с Воншиком поладили, – негромко продолжает Хонбин, устранив последствия. – Ты ведь придёшь к нам сегодня? Кстати, у тебя ничего не сгорит?

Тэгун бросается обратно к плите и успевает спасти креветки, прежде чем они действительно подгорят, а когда вновь оборачивается, Хонбина рядом уже нет. Он размышляет о том, стоит ли приходить в чужую спальню и почему-то откладывает в сторону приготовленный к заправке чеснок. Не то чтобы он всерьёз переживает по поводу запаха изо рта… Ладно, возможно, он слишком много думает обо всём этом.
"Поладили" — совершенно не то слово, которым Тэгун бы характеризовал произошедшее между ним и Воншиком, только времени найти определение ему никто не даёт, потому что в кухне появляется явно соскучившийся по общению Хакён и говорит-говорит-говорит обо всём на свете. Тэгун только время от времени вслушивается в бессвязный поток и вылавливает отдельные фразы.

– Ты выглядишь более расслабленным, – утверждает Хакён, и Тэгун чувствует, что он доволен. – Кажется, вся эта затея с саб-юнитом явно пошла тебе на пользу.

"Ещё бы", – мысленно отвечает Тэгун, лишь неопределённо мыча вслух. Хакён не нуждается в его ответе, поэтому можно вернуться к готовке, пряча ставшие неожиданно горячими щёки. Хакён говорит что-то про будущий камбек, про грядущие съёмки Хонбина и Санхёка, про храп Воншика — Тэгун даже не пытается следить за переходом от темы к теме.

– Хёкки опять попросился ночевать к нам. Думаю, пора расселить их с Воншиком, пусть ребёнок нормально высыпается, – бормочет Хакён. – А с Воншиком поселим Хонбина, ему ведь храп совершенно не мешает. Или, может, тебя. Я слышал, что ты, кажется, успел привыкнуть к нему во время промоушена.

Ничего такого Тэгун точно не говорил, но догадывается, кто заронил в голову Хакёна эту мысль.

"Ты ведь придёшь к нам сегодня?" – вспоминает он вопрос Хонбина, и ему начинает казаться, что ему отрезают один за другим все пути к отступлению.

– Мне тоже не мешает, – как со стороны слышит Тэгун собственный голос и сам удивляется не меньше Хакёна.

– Отлично, – сияет тот. – Я тогда поговорю с менеджером, поселимся по трое, будет очень удобно.

"Удобно будет только тебе с Джехваном и Санхёком", – думает Тэгун, с трудом удерживая маску равнодушия на лице, и пожимает плечами, возвращаясь к пасте, пока та ещё не переварилась. Ему нравится Хакён, он отличный лидер и хороший друг, но иногда он не видит дальше своего носа.
За ужином слева от Тэгуна садится Хонбин, и Тэгун чуть не давится в первый раз, когда чувствует его ладонь на внутренней поверхности своего бедра. Он испепеляет Хонбина взглядом, но тот отвечает безмятежной улыбкой и продолжает есть, как ни в чём не бывало. Воншик, сидящий напротив, удивлённо приподнимает брови, а потом замечает опущенную под стол руку Хонбина и ухмыляется с набитым ртом. Тэгун ёрзает, пытаясь скинуть ладонь Хонбина, но добивается только того, что она съезжает ниже и теперь практически лежит на его члене. К концу ужина он уже так заведён, что рычит на Санхёка, когда тот пытается пошутить над ним. Хакён смотрит с осуждением, но ничего не говорит, лишь утаскивает Санхёка за собой — собирать вещи.

– Зачем же так нервничать, хён? – шёпотом спрашивает Хонбин, наклоняясь к самому его уху. Кожу обжигает горячее дыхание, и Тэгун дёргается, пылая праведным возмущением. Как будто это не Хонбин изводил его весь вечер, а теперь строит из себя невинность.
Джехван сбегает раньше, чем приходит пора мыть посуду, и на кухне остаются только Тэгун, Хонбин и Воншик.

– Ты слишком поторопился, Хонбинни, – Воншик неодобрительно качает головой. – И что нам теперь делать, пока все не уснут?

– Я надеялся, хён составит мне компанию в ванной, – хитро улыбается Хонбин, и они оба переводят взгляд на Тэгуна. Отлично, они хотя бы вспоминают, что он тоже здесь.

– Неплохая идея, – Воншик легко кивает и обращается уже к Тэгуну. – Сходи с ним в душ, хён. Хонбинни постарается заслужить прощение.

Тэгун хочет послать их обоих куда подальше, но почему-то послушно идёт в ванную и позволяет Хонбину устроиться перед ним на коленях и отсосать. Хонбин совсем не такой властный, как Воншик. Ему нравится дразнить и изводить медленными, будто ленивыми ласками, скользить вдоль ствола одним языком, тереться гладкой щекой и вновь прихватывать головку губами. Он умеет и явно любит брать глубоко и, когда встречается с Тэгуном глазами, на его лице написано одно чистое удовольствие. Тэгун отводит мокрые слипшиеся пряди от его лба, чтобы лучше видеть, а Хонбин перехватывает руку, которую он пытается убрать, и возвращает на свой затылок.

– Можно погрубее, хён, мне нравится, – и без того низкий голос Хонбина звучит совсем хрипло, и Тэгуна резко обдаёт жаром, когда он понимает, что это из-за него, из-за его члена, который Хонбин вбирает до основания.
Тэгун кусает пальцы, чтобы сдержать стоны, смотрит на слипшиеся стрелками ресницы, на распухшие красные губы, на наглые, довольные глаза, в которых нет ни капли покорности, и невольно сжимает пальцы в кулак, оттягивая волосы Хонбина на затылке, а бёдрами толкается вперёд, словно может заставить его взять ещё хоть немного глубже. Хонбин довольно стонет и обхватывает губами плотнее, резко двигает головой, а потом вдруг отталкивает Тэгуна и быстро скользит ладонью по влажному от слюны члену, пока Тэгун не кончает ему прямо на лицо. Белёсые потеки расчерчивают порозовевшие щёки, попадают на опущенные ресницы, а остальное Хонбин ловит ртом, вслепую находит головку и высасывает всё до последней капли. Тэгун цепляется за скользкую плитку в попытках устоять, потому что ноги отказываются его держать.

– Ну что, хён, я заслужил прощение? – спрашивает Хонбин совершенно сорванным голосом и широко улыбается, когда Тэгун с трудом кивает. – Тогда давай выбираться, пока кому-нибудь не потребовалась ванная.

Тэгун кидает выразительный взгляд на стоящий член Хонбина, но говорить оказывается совершенно не способен.

– Всё хорошо, – правильно понимает его взгляд Хонбин. – Я потерплю, Воншик обо мне позаботится. Или, если повезёт, ты захочешь ещё.

К счастью, когда они выходят из ванной, во всём общежитии царит темнота, дверь в его бывшую комнату плотно закрыта, и лишь в спальне Воншика — теперь уже их общей спальне — горит неяркий свет. Воншик что-то пишет в блокноте, но отрывается от него при их появлении.

– Ну что, хён, Хонбинни хорошо о тебе позаботился? – спрашивает он, ухмыляясь.

– Ты ещё сомневаешься? – с возмущением фыркает Хонбин, закрывает дверь на замок, распускает полотенце, которым обернул бёдра после душа, и аккуратно вешает его на спинку стула. – А теперь почему бы тебе не позаботиться обо мне?

Тэгун уверен, что Хонбин совершенно опустошил его в ванной, но всё равно не может не возбуждаться, глядя на то, как Хонбин скачет на Воншике, словно объезжает дикого жеребца. И яростное рычание Воншика простреливает возбуждением сразу в пах. А после Тэгуна затаскивают на сдвинутые кровати и ласкают в четыре руки. И ему остаётся только насаживаться на пальцы Воншика и подаваться вверх, толкаться в рот Хонбина и бесконечно повторять: "Да, да" — на хриплое "ты наш". Возможно, Тэгун и принадлежит теперь им, но и они тоже его, а как это называется, ему всё равно.