Моему прогрессирующему безумию посвящается

[dothedance]

Начиналась эта история вполне невинно. Мы с моей близкой подругой обсуждали слэш. Так, знаете, весело, за чашкой чая. И ведь там точно был чай, а не что-то покрепче, но договорились мы до РПСа. И не просто до РПСа, а до экзотического пейринга Осип Брик/Владимир Маяковский.
Для меня это жуткое святотатство, но идея зацепила (хотя, солнце, ты даже на "слабо" меня не брала). Короче, после изучения матчасти, которую я решительно отбросила, ибо не вписывается она в задумку, написалось вот это. Слабонервным, литературоведам и слабонервным литературоведам просьба под кат не заглядывать.
Все герои являются совершеннолетними.
Размещение: Вы уверены, что оно вам надо? Тогда только с моего разрешения и никак иначе

Без названия, PG, AU, жуткий пафос, смерть второстепенного персонажа, не бечено

Прошло уже два месяца с тех пор, как Лили не стало. Два долгих и бесконечно сложных месяца. Полных постоянных истерик, срывов, а также внутренней борьбы, когда разумом понимаешь, что должно быть больно и плохо, но не можешь бороться с облегчением.
Лиля заболела туберкулезом и до последнего отказывалась от лечения. Болезнь протекала тяжело и успела измучить как ее саму, так и ее мужчин. Конечно, Владимир переживал гораздо сильнее. Он все еще был влюблен в Лилю, пусть и не так безумно и самоотверженно, как раньше. К концу жизни та стала совсем невыносима: отослала Маяковского и даже запретила навещать себя, не желая, чтобы он видел ее мучения. Владимир страдал, регулярно заявлялся к Осипу на работу справиться о ее самочувствии, писал записки, часто говорил, что жизнь без Лили потеряет для него всякий смысл. После этих слов Брик, не сдержавшись, дал ему пощечину. Скорее обидную, нежели болезненную, но, тем не менее, приведшую Маяковского в чувство. Нарушить запрет он не пытался, так и не увидев Лилю до самой смерти.
После ее кончины Осип тут же вызвал Маяковского и велел перевезти обратно вещи. Брик будто занял место своей жены в управлении неожиданно ослабшим Владимиром. Три дня Осип не отходил от него ни на шаг, заставляя есть в положенное время, ложиться спать, когда тот, казалось, забывал об этом. А в день похорон, когда они вернулись с кладбища, оставив проведение поминок на близких, он сидел с Владимиром в его комнате, со страхом ожидая срыва. И тот не заставил себя ждать. Брик ненадолго отошел на кухню, а когда вернулся, Маяковский сидел за столом, приставив к виску дуло револьвера. Осип никогда не был человеком ни эмоциональным, ни спортивным, но в тот момент он одним прыжком преодолел разделявшее их расстояние и выбил у него револьвер, осыпая его ругательствами и нанося беспорядочные и почти безболезненные удары.
После этого они много говорили, вернее, говорил один Брик, а Маяковский только слушал, безразлично уставившись куда-то вдаль.
Каждый день в течение двух, безумно тяжелых месяцев, Осип пытался внушить Владимиру, что жизнь еще не кончена, но натыкался лишь на стену холодного равнодушия. Казалось, Маяковский живет скорее по привычке, лишь выжидая момента, когда никто не помешает ему умереть. И это было страшно. Он будто жил в прошлом, там, где Лиля была жива, весь обратился внутрь себя, и ничем его из этого состояния было не вывести. Брик не прекращал попыток, чувствуя, однако, что с каждым днем сил на борьбу у него остается все меньше. Вот потому-то однажды он не выдержал и выкрикнул эти жестокие слова:

- Да не нужна ей твоя смерть! Ей ты никогда не был нужен! Она всегда любила меня, но знала, что не сможет добиться ответных чувств. А ты любил ее. Этот замкнутый круг могла разорвать только смерть одного из нас.

- Ложь! - будто очнулся ото сна Владимир. Его глаза горели, но не энтузиазмом, как обычно, когда он декламировал свои стихи, а яростью, на щеках проступили неровные пятна румянца. Он резко вскочил, уронив стул, и сейчас крепко сжимал свои огромные кулаки, опасаясь, очевидно, что не выдержит и ударит старого друга. - Ты никогда не любил Лилю так, как она того заслуживала. И ты не имеешь никакого права говорить о ней такое. Она хотела быть со мной!

- Да! Потому что со мной она быть не могла! - выкрикнул Брик. Разъяренный Маяковский выглядел поистине устрашающе, но Осип и так слишком долго держал все в себе.

- Она была твоей женой. И если бы хотела, осталась бы с тобой. Да что ты вообще можешь знать? Ты, никогда никого не любивший.

- Я?! Я все эти годы любил одного тебя! - Осип подскочил к Владимиру и хорошенько тряхнул его за грудки. Злость придавала сил, да и разница в комплекции в этот момент не останавливала. - Думаешь, мне легко было наблюдать за твоей любовью к ней?

- Что за вздор? - Владимир шокировано смотрел на друга, как будто впервые его увидел. Даже злость отступила.

- Я люблю тебя, - Осип вдруг почувствовал, что ужасно устал. От этой безответной любви, от борьбы с желанием любимого человека умереть. – Я не мог быть с ней, потому что единственный человек, который мне был нужен, - это ты. А ты… Ты сразу же влюбился в Лилю. Я мог бы одним словом разорвать ваши отношения и сделать тебя несчастным. Но что бы мне это дало? Поэтому я отдал тебе свою жену, лишь бы ты был счастлив, я делал все, чтобы тебя печатали. Неужели ты думал, что я настолько альтруистичен?

- Я думал, мы друзья, - Маяковский выглядел смущенным, что так не вязалось с его образом. Однако, кажется, его не оскорбило признание Брика.

- Так и есть. Все эти годы я пытался довольствоваться малым. Мне было достаточно того, что ты счастлив. Но ты мучался. И иногда мне казалось, что тебе будет лучше без нее, но вы снова мирились, ты был счастлив. Недолго, до очередной ссоры. А я мог лишь наблюдать, как ты словно курсируешь от своей восторженной влюбленности к беспросветному отчаянию. Я знал, что она никогда не даст тебе всего, чего ты хочешь. И все ждал, что ты поймешь это. Но теперь Лили не стало, а ты медленно гибнешь. Я не могу и не хочу на это смотреть, - Брик вдруг заметил, что все еще сжимает в кулаках воротник рубашки Владимира. Медленно разжав руки, он осторожно похлопал друга по груди, а потом отстранился. – Прошу, не губи себя. Ты можешь рассчитывать на любую помощь с моей стороны. Если ты захочешь, мы больше никогда не заговорим о моих чувствах.

Как больно было говорить это! Наверное, у него на лице было написано такое страдание, что даже Маяковский заметил это.

- И что же получается? Ты и дальше будешь мучаться, живя со мной бок о бок? И мы продолжим разыгрывать маленький спектакль под названием «Наша крепкая дружба»? – с горечью проговорил Владимир.

- Если ты этого захочешь, я готов, - однажды Осип смог убедить себя в том, что справится, что счастье друга для него важнее, и теперь сам верил в это. Каких бы мучений ему это не стоило.

- Мне нужно время, чтобы решить, - Маяковский рассеянно пригладил растрепанные волосы. – Мы поговорим об этом снова потом. Но так, как раньше, больше не будет. Я устал от лжи и притворства.

Брик кивнул. Конечно, ему ничего не обещали, но с души будто камень упал. Наконец-то он смог рассказать о том, что так долго держал в себе. Но еще сильнее радовало, что из глаз Владимира пропало безразличное выражение.

Прошло еще долгих три месяца, полных взаимных упреков, криков, игнорирования, переездов и возвращений, прежде чем Владимир в первый раз улыбнулся Осипу так, как раньше улыбался только Лиле. И еще полгода, прежде чем позволил прикоснуться к себе не как к другу. И хоть после смерти Лили жизнь поблекла и частично потеряла краски, он понял, что все же способен жить дальше.